Главная | Библиотека | Форум | Гостевая книга |
Алексей Всеволодович Смирнов
Морской змей и маленькая хлорелла
А. В. Смирнов
МОРСКОЙ ЗМЕЙ
и маленькая
хлорелла
ВОСТОЧНО-СИБИРСКОЕ
КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1972
P 2
C 50
Эта книжка о водорослях. Водоросли окружают нас всюду.
Но мы не всегда это замечаем и ценим. Разве можно поверить, что воздух,
которым мы дышим, когда-нибудь иссякнет? А он бы давно иссяк, если бы
не водоросли. Четыре пятых кислорода дают эти незаметные растения и только
одну пятую деревья и травы. Без водорослей не сделаешь ткань, не вырастишь
зерно и быстро не потушишь лесной пожар. Мы получили бы еще больше пользы от водорослей, если бы познакомились с ними поближе. И совсем необязательно ехать в тропические моря и океаны. Изучать водоросли можно и у себя дома, в родном краю, если даже там нет никакого моря. Всегда найдется «пшеничное море» — хлебная нива, где тоже много водорослей и не меньше задач, которые надо решить. Ботаник Смирнов уверен в этом. Он написал для вас книгу, чтобы и вы, ребята, убедились в том же. |
Морской змей
Знаете ли вы, где находится Саргассово море? Знаете ли вы,
что у этого моря нет берегов? Мы со Степкой не знали, пока он не принес мне
старую газету, В газете, посреди страницы красовался рисунок, взглянув на который,
мы потеряли покой. Там был изображен небольшой корабль, а рядом с ним страшный
змей, высунувшийся из воды. Хищная голова змея наклонилась над судном, как бы
собираясь слопать кого-нибудь из команды.
К сожалению, газета оказалась английской, а мы со Степкой хоть и в девятом классе,
но в английском, как говорится, «ни бум-бум». Только и смогли разобрать, что
дело было в Саргассовом море. Тогда мы взяли словарь и с горем пополам одолели
статью. Вот что там было написано.
«В одну из туманных ночей, какие не редкость в просторах Атлантики, торговый
клипер, шедший под всеми парусами из Великобритании на Кубу, внезапно остановился
по неизвестной причине. Он не налетел на рифы, потому что остановился плавно,
без толчка и треска. Он не сел на мель. И ветер не стих. Но судно не двигалось.
Корабельные фонари тускло светили в тумане, бросая слабый отблеск на волнистую
поверхность океана. Вахтенный офицер и двое матросов, перегнувшись через борт,
вглядывались в мглистую даль.
— В чем дело, почему стоим? — подбежал к ним капитан, на ходу застегивая полы
мундира.
— Морское чудовище! — дрожащим голосом прошептал один из молодых матросов. —
Вот оно, смотрите...
Под порывом ветра туман рассеялся на миг, блеснуло море, и на его поверхности
совсем близко от корабля показался отвратительный зеленый хребет чудовища. Морской
змей казался гораздо длиннее корабля, потому что его видели и впереди и сзади
судна. Длинный, извивающийся хвост терялся в туманной дали...»
На этом текст обрывался, продолжение должно быть на следующей странице, а она
отсутствовала.
Нас очень заинтересовал морской змей, и, чтобы узнать конец этой истории, мы
отправились в университет. Там есть биологи, и уж, наверное, они знают про морских
змеев. В университете как раз проводили «День открытых дверей», когда могут
приходить школьники и спрашивать, кто о чем хочет. Вот мы увидели там дежурного
преподавателя. У него был огромный желтый портфель, набитый книгами. Решили,
что раз он читает так много книг, то обязательно должен знать.
— Наверное, это профессор! — шепнул Степка.
— Ясное дело, — говорю я, — что профессор. Давай спрашивай.
Степка глубоко вздохнул как перед прыжком в воду и подошел к Желтому Портфелю.
— Вы бывали в Саргассовом море? — выпалил он.
Желтый Портфель повернулся, взглянул на Степку, и я подумал, что он Степку прогонит.
Но тут вспомнил, что любой профессор должен отвечать в этот день на вопросы
школьников.
— Нет, не бывал, — ответил дежурный, — но кое-что читал.
— А вы не читали о морских змеях?
И Степка вытащил из кармана тот лист газеты, который мы читали, и спросил, чем
могла кончиться история с морским змеем.
Желтый Портфель пробежал газету так быстро, словно она была не английской, а
русской.
— Думаю, что смогу вам ответить, хоть и вижу эту газету впервые. Дальше было
вот что. Когда капитан, разобравшись в чем дело, увидел своими глазами морского
змея, он не испугался, а обрадовался. «Впереди рифы! — закричал он. — Смотреть
внимательней». И чуть только туман рассеялся, как на горизонте обозначились
зловещие буруны. Это волны ударялись о подводные скалы, разбиваясь в пыль...
— Но как же корабль? Змей не повредил его?— почти крикнул Степка, взмахнув газетой,
— ведь он же мог запросто разломить надвое шхуну.
Желтый Портфель задумался на минуту.
— Знаете что, молодые люди, этот морской змей совсем не змей, то есть не животное.
Это скорее всего крупное морское растение — гигантская водоросль. Водоросли-гиганты
живут на морском дне, прикрепляясь к подводным камням и скалам особыми отростками,
похожими на корешки, которые называют ризоидами. Длинный ствол морского гиганта
с листьями тянется к поверхности воды и колышется на ней, подобно бакену, указывая
морякам, что близко скалистое дно.
— Почему близко? — не утерпел Степка.
— Почему? Да потому, что крупные водоросли растут на небольших глубинах, не
более двадцати метров. И если капитан увидел морского змея, он хорошо знает,
что впереди либо рифы, либо желанный берег.
— А какой длины эти водоросли? Неужели длиннее корабля? — не отставал Степка.
— Метров сто, а то и двести, достоверно но могу сказать. Эти гиганты, как, впрочем,
и многие другие водоросли, еще до конца не исследованы. Возможно, это длиннейшие
из живых существ на Земле.
Мы поблагодарили Желтого Портфеля и пошли домой, еще не предполагая, что жизнь
наша отныне на много лет будет связана с этим человеком. Мы тогда о нем и не
думали, потому что головы наши заполнили морские змеи. По дороге домой Степка
мне и говорит:
— Слушай, Вовик, а что, если нам с тобой заняться этими водорослями? Раз их
точно никто не мерил, значит, это «белое пятно»? А мы с тобой измерим, и будет
тогда весь мир знать, какой длины самые длиннейшие существа.
— Как же ты их смеришь, если они в Саргассовом море? Вот если бы они росли в
Иркутском море или в Братском, тогда другое дело.
— А мы построим яхту и поплывем. Проплыл же Тур Хейердал на плоту через океан
— и ничего, жив остался. Аллен Бомбар тоже проплыл... А чем мы хуже?
Я подумал: и правда, чем мы хуже Хейердала? Но где взять денег на яхту? Чтобы
строить, нужны деньги и немалые.
Степка не задумался ни на минуту:
— Заработаем! В экспедицию поедем. К геологам. Знаешь, как здорово!
Я согласился. Мы сразу же пошли в геологическое управление и записались в отряд.
Записаться-то записались, а дома не спросили. Меня дома отпустили к геологам,
а Степку нет. Нашли у него какие-то болезни.
— Ничего, — говорит Степка. — Поедем на Курилы рыбу потрошить. Знаешь, как здорово?
Тихий океан там, штормы, и рыбы всякой полно. Хочешь кету ешь, хочешь горбушу!
Из Иркутска целый отряд выезжает потрошить рыбу, по радио передавали.
— Нет уж, — говорю я, — потрошить рыбу не по моей части. Надо мной потом все
смеяться будут. Там же одни девчонки рыбу чистят.
— Вот и хорошо, — не моргнув, отвечает Степка, — от смеха только здоровье улучшается.
А ради науки можно и не то вытерпеть.
Спорили мы с ним, спорили, да так и не договорились. Он поехал потрошить рыбу,
а я — к геологам в партию.
Спасительный носток
Но зарабатывать деньги у геологов оказалось совсем не так легко.
То тащишь тяжелый рюкзак с камнями, то с утра до вечера землю долбишь. Потом
продукты кончились. И вот второй день мы идем без продуктов. Вертолет где-то
пропал без вести. Если бы не Владимир Семенович, начальник партии, то дело наше
было бы совсем неважное.
Вышли мы как-то к большому озеру. Устали так, что шага лишнего не сделаешь.
Лежим, рта раскрыть не хочется. Тихо так. И тут слышим: в озере кто-то буль-буль.
Смотрим, сохатый. Стоит по колено в воде и что-то со дна вылавливает. А у нас
с собой и ружья-то нет, все на таборе оставили. Сохатый рядом, а не добудешь...
И вот тут Владимир Семенович говорит.
— Обратите внимание, товарищи, чем занимается лось. Ведь он еду в озере добывает.
Ишь, как аппетитно чавкает! Давайте-ка поищем там и мы, может быть, что съедобное
и найдем!
Все подумали, что шутит Владимир Семенович, чтобы нас от грустных размышлений
отвлечь. Но он и не думал шутить.
— А знаете ли, что случилось с Миддендорфом, когда он вот
так же без продуктов остался?
— Что за Миддендорф? — спрашивают наши девчонки, студентки первого курса из
горного.
— Миддендорфа не знаете? Исследователь Сибири, очень известный. У него есть
два тома воспоминаний о путешествиях по Сибири. Есть у него там такие строчки,
я их почти наизусть помню:
«И теперь еще упрекаю себя в том, что имел неосторожность не воспользоваться
богатым запасом кормовых растений, на который мы случайно натолкнулись под 74°30'
с. ш. Провизия наша начала уже истощаться, но, несмотря на это, ни одному из
нас, односторонних европейцев, не пришло в голову насладиться питательным студнем
ностока сливообразного, а между тем в несколько часов из одного небольшого пруда
на вершине тундры мы могли добыть до 1000 кубических футов его и этим обеспечить
свое существование, которому в то время угрожала величайшая опасность...»
Слова Миддендорфа нас вдохновили. Носток, так носток. Надо же что-то есть. И
мы ринулись к озеру. Забрели в воду, смотрим, а там на дне колышутся синевато-зеленые
студенистые шарики. Носток! Как обрадовались мы этой спасительной пище! Даже
не расслышали вначале шум вертолета, который разыскивал нашу партию.
Вертолет привез нам продукты, но носток мы успели попробовать. На вкус он совсем
неплохой, и с голодухи есть можно. Так что одну водоросль я, сам того не думая,
уже изучил. Как попадем в Саргассово море, может быть, и там придется питаться
водорослями, кто знает. И у меня будет маленький опыт!
Губная помада
Был у нас в экспедиции и еще один случай. Те девчонки, о которых
я говорил, которые не знали, кто такой Миддендорф, взяли за моду красить губы
в партии. Ну красили бы дома, а то здесь, в лесу. Ну мы спорили с ними по этому
вопросу и решили проучить. Под утро с одним парнем забрали у них всю помаду
и написали этой помадой большие красные буквы на скале: «Девочки, будьте бдительны!»
На это вся помада и ушла.
Проснулись наши красавицы, туда-сюда — нет помады. Бегут к нам, кричат:
— Вы что, злодеи, сделали. Мы же не для красоты мажемся. А чтобы губы на ветру
не трескались!
Так целый день и ходили с бледными губами. Начальник наш, Владимир Семенович,
когда узнал про помаду, поругал нас. Но потом он что-то шепнул девчонкам, и
они снова накрасились. Мы никак не могли понять, откуда они добыли помаду. Ведь
у Владимира Семеновича ее не могло быть, а у девчонок мы. всю извели. Тогда
решили за ними проследить и узнать, где они берут краску.
И что вы думаете? Смотрим, пошли они вдоль по речке, по галечнику, подняли один
из булыжников, соскоблили с него что-то и помазали губы. Краска оказалась еще
ярче, чем помада.
Когда они ушли, мы бросились к камню. Он весь был оранжево-красный, точно ржавое
железо. Принесли мы этот камень начальнику партии.
— Ржавчина?
— Нет, — отвечает он, — это не ржавчина. Это какая-то водоросль. Когда идут
дожди и сыро — она зеленая, а когда сухо — она перестает расти и запасает в
это трудное для нее время оранжевое масло и сама становится оранжевой.
Это оранжевое масло для наших девчонок оказалось настоящей находкой. Оно лучше
защищало их губы от ветра, чем помада. А мне все не верилось, что оранжевый
налет на камнях — водоросль.
— Не веришь, так сам возьми да и рассмотри в микроскоп, — рассердился мой начальник,
которому я надоел своими расспросами.
Я Владимиру Семеновичу, конечно, верил, но наскоблил оранжевого налета и в микроскоп
посмотрел. Там оказались оранжевые ниточки с крупными клетками. Уже позднее
я узнал, что водоросль эту называют трентеполией. Растет она и на коре разных
деревьев. Идешь мимо пихты, а кора у нее кирпично-красная. Раньше я удивлялся,
а теперь знаю, что это водоросль.
Вообще эти геологи научили меня не только камни таскать, но и в ботанике я кое-что
понимать стал, хотя раньше эту науку не любил. Только не мог я понять одного
— откуда Владимир Степанович знаком с ботаникой и так хорошо ее знает.
— Вы что ботанический институт кончали? — наконец спросил я начальника партии.
— К сожалению нет, — отвечал он, — но без ботаники сейчас геология обойтись
не может. Растения накапливают в себе те химические элементы, которых много
в горных породах. Если хорошо знать растения, то можно по растениям найти месторождения
ценных руд. Пришлось мне самому ботанику изучать, и, как видишь, это пригодилось.
— Но мы же с вами растений не собираем, — возразил я, — и у нас нет гербария.
Как же вы определите без растений, где лежит руда?
— Ошибаешься, мой друг, гербарий мы собираем каждый день. Но гербарий растений,
которые жили тысячи лет назад. Как-нибудь зимой заходи к нам на работу, и я
тебе расскажу и покажу тот гербарий который мы собрали. Поможешь нам разобрать
растения и еще немного заработаешь на свою яхту.
Он ушел, а я еще долго сидел у костра и думал, почему я ни разу не заметал тех
растений, о которых говорил геолог. Я представлял их листочками древних папоротников,
зажатых между пластами каменного угля. Об этом я слышал на уроках ботаники.
Но все оказалось по-другому. Но это было потом, зимой в городе, когда я действительно
пошел работать к Владимиру Семеновичу. А в экспедиции меня ждало еще несколько
приключений. И закончилась она для меня такой неприятностью! Страшно даже вспоминать...
За бортом
В начале августа мы вышли к берегу Байкала. Изъеденные комарами,
в слипшейся от пота одежде, мы сидим наконец-то на галечнике у берега и ждем
теплоход. На берегу — прохлада, никаких комаров, а впереди Иркутск, кино, трамваи
и всякая прочая цивилизация.
И вот показался теплоходик. Он становился все больше, наконец пристал. Только
зря мы радовались. Столько собралось туристов и геологов, что всех он не взял.
Он ушел, как говорится, «в голубую даль», а мы остались ждать попутного суденышка.
На наше счастье, мимо проходил сейнер Байкальской биологической станции. И на
борту его я увидел — кого бы вы думали? Желтого Портфеля. Я крикнул ему с берега,
замахал руками, и он меня узнал. Сейнер причалил, и через десять минут мы уже
плыли по направлению к дому.
«Все, что делается, все к лучшему», — говорила мне мама. И верно, если бы мы
попали на теплоход, то нам бы и не видать сейнера. А на сейнере стоял знаменитый
эхолот, с помощью которого находят рыбу в море, и множество других интересных
приборов. В особенности меня интересовало, как ловят планктон.
Сначала я не знал, что такое планктон. Вижу только, что каждый день закидывают
в воду сачок из шелка. Большой такой сачок, размером с небольшую бочку. И все,
что есть в воде, в этот сачок попадает.
Я сначала думал, что они рыбу ловят. Но ни одной рыбины не попадалось, и я посмеивался
над ними. Уж я бы закинул, так наверняка бы поймал. А они, то есть научные работники,
говорят мне, что не рыба главное. Рыбу каждый дурак поймает. А главное то, чем
рыба кормится.
Попробуй поймай рыбную еду, если ее, эту еду, простым глазом не видно. Вернее,
саму-то рыбью еду — маленьких рачков там всяких еще видно, а то, что едят эти
рачки — почти не видно. А рачки питаются мелкими водорослями. Водоросли такие
крохотные, что сачок делают из шелковой материи, В шелке дырочки такие мелкие,
что разглядеть их можно только в лупу. Все мелкие существа, которые попадают
в сачок: и рачки, и водоросли — называют планктоном.
Я планктона ни разу не видел. Попросить посмотреть было как-то неудобно. И я
решил выловить его сам. И вот утром, когда все еще спали, я вышел на палубу.
Планктонная сеть висела тут же. Сейнер шел полным ходом, и было холодно. Я надел
свою поролоновую куртку и взял в руки сачок. Сейчас в моих руках появится, наконец,
загадочный планктон. Я намотал на руку веревку от сачка, размахнулся и закинул
его в буруны за кормой, как это делали научные работники.
Что произошло дальше, я плохо помню. Помню только, что, когда сачок погрузился
в воду, меня с силой дернуло. Не удержавшись на ногах, я свалился в волны Байкала.
— Спасите! — заорал я и в отчаянии зашлепал по воде руками.
Но мотор сейнера гремел сильнее, чем кричал я. Все на сейнере еще спали, а капитан,
закрытый в своей рубке, не слышал. Сейнер полным ходом уходил на юг, а я оставался
один на один с холодным Байкалом. Берега вдалеке едва синели, а подо мною —
бездна глубиною в тысячу метров!
В то время, как со мною происходила эта страшная история и я коченел в ледяной
байкальской воде, Степка нежился под ласковым солнцем Курильских островов, а
в Иркутске меня ждала пачка его писем. Все Степкины приключения я излагаю его
словами.
Степа добывает анфельцию
Эх, друг ты мой, Вовик, как же я тебе завидую. Ты работаешь
в солидной экспедиции. Там у вас вертолеты и прочая благодать. А я вот один.
И все мне быстро надоедает, и долго на одном месте я сидеть, как ты знаешь,
не могу. Тянет меня все дальше и дальше.
Когда я приехал на Курилы, то увидел совсем не то, что ожидал. Я приехал потрошить
рыбу, а меня поставили учетчиком. Это уж совсем неинтересно. Тогда я попросился
на шхуну ловить сайру. Сайру мы ловили ночью на свет люстры. Ночью ловим, днем
спим. Вернее все спят, а я спать днем не привык. День не спал, другой не спал.
Пришлось и эту работу бросить.
Рыбаки обругали меня и сказали, что высадят меня, как Робинзона Крузо, на необитаемом
острове. Это было бы интересно, но они высадили меня просто в каком-то заливе
около небольшого села.
Неподалеку от села на лугу работали люди. Капитан посигналил, люди обернулись
в нашу сторону, и один из них направился к берегу.
— Рабочих нужно? — в рупор крикнул капитан.
— Давай, давай, — ответили с берега.
Наша шхуна остановилась, и капитан меня представил встречающему мужчине. Он
передал ему мои документы и сказал даже обо мне несколько хороших слов.
— Раз не хочешь рыбачить — дери анфельцию,— крикнули на прощанье рыбаки.
Что за анфельция и почему ее надо драть, я не знал. Ну, думаю, буду драть, только
бы днем, а не ночью. Взвалил свой рюкзачок на плечо и двинулся за своим новым
начальником. Он повел меня к тем людям, которые копошились на лугу. Издали я
никак не мог понять, какой работой заняты люди. Они отдирали от зеленой травы
что-то красное и складывали в кучи, как осенью складывают в кучи картофельную
ботву.
Но сейчас был самый разгар лета, и ни о какой картофельной ботве, которую надо
убрать с поля, не могло быть и речи. Когда мы приблизились к работающим, я увидел,
что это какая-то рыжая трава, мне совершенно незнакомая. Уж не анфельция ли?
— Она самая, — подтвердил начальник. — Раз не можешь сайру ловить, становись
на анфельцию. Анфельция еще нужнее, чем сайра. Сайру можно заменить другой рыбой.
Анфельцию не заменишь ничем! И обойтись без нее людям никак нельзя.
Отмерили мне участок, и начал я драть анфельцию. Поначалу дело мне показалось
очень легким. Но через час руки стали такими красными, точно я целую неделю
потрошил сайру. Но я решил не подавать вида, что устал или руки болят. Раз уж
капитан меня похвалил, значит, я должен лицом в грязь не ударить. Но мне было
интересно, что за анфельция, которую мы дерем день за днем?
— Разве не догадываешься? — удивился начальник, — А еще моряком называешься.
Какой же ты моряк, когда водоросли не узнаешь?
— Это рыжее сено — водоросли?
— Конечно.
— Но ведь водоросли зеленые?
И я рассказал начальнику о тех водорослях, которые я чаще всего видел в Иркутске.
Я хожу в школу по набережной мимо пристани. И когда посмотришь на сваи, на которых
пристань стоит, то видишь зеленые ниточки водорослей, которые растут на сваях.
— Это улотрикс, — сказал начальник, — самая обычная водоросль. Она действительно
зеленая. И растет на мелководьях. А у нас здесь большие глубины, и в глубине
зеленые водоросли не растут. Растут только красные.
— Значит мы отдираем от травы красные водоросли?
— Угадал! Мы заготовляем водоросль анфельцию. Теперь все ясно?
— Не совсем, — сказал я осторожно, чтобы не обидеть начальника, потому что у
меня сразу же возникло несколько вопросов. Как попала анфельция на луг так далеко
от моря? Штормом, что ли, ее забросило? И почему все-таки она красная, а не
зеленая? Причем тут глубина?
— На луг мы ее привозим, — пояснил начальник, когда наступило время обеда. —
У нас есть судно, которое добывает эту водоросль в море. А потом для просушки
разбрасываем анфельцию на траве. А красная она потому, что свет на глубине другой.
— Какой же?
— Сам должен знать — какой! Небось десятый класс кончаешь?
— Нет, еще не десятый, — запротестовал я.
— Все равно должен знать, ты же учишь физику?
— Учу.
— Приемник дома есть?
— Есть.
— А что на нем написано?
— Ничего не написано.
— Как ничего? Там на шкале написано KB, CB, ДВ. Это что?
— Ах, это? Так это радиоволны, любой знает!
— короткие волны, ДВ — длинные волны, СВ — средние...
— Так вот, мой милый, — перебил меня начальник, — световые волны тоже можно
разделить на короткие и длинные. Короткую длину волны имеют синие лучи, длинную
— красные. Красные лучи вода задерживает, синие пропускает. И самым глубоководным
водорослям приходится окрашиваться в красный цвет, чтобы улавливать синие лучи.
Надо же как-то жить.
Проработал я на сборе анфельции почти неделю, а потом мы всю ее с поля собрали,
и меня хотели перевести на шхуну, которая занимается добычей анфельции. Но один
случай помешал этому. К нашему берегу причалило судно. Оно должно было погрузить
анфельцию и увезти ее на Сахалин.
На Сахалине расположен завод, который эту водоросль перерабатывает. Меня вызвали
к начальнику, и тот попросил помочь погрузить на борт драгоценный груз.
Анфельцию мы грузили тюками. Каждый тюк был большой и тяжелый, в точности напоминал
тюки прессованного сена. Это особой машиной наши сборы спрессовали для отправки.
Только к вечеру работа была закончена. Усталый, я свалился между тюками и решил
здесь же проспать до утра, потому что судно должно отправиться только на следующий
день. В трюме от анфельции приятно пахло морем. Я не заметил, как задремал.
Мне приснился страшный сон — на меня наехал трактор. Когда я пришел в себя,
то увидел, что сверху на меня свалился тюк прессованной водоросли. Судно сильно
качало, и тюки то и дело съезжали вниз.
«Что это так сильно качает?» — подумал я и выглянул в иллюминатор. То, что я
увидел за окном, так поразило меня, что холодный пот выступил на спине. Там
во всю пенились волны, и не было видно берега!
Откуда начинается мармелад
Только теперь до моего слуха дошел равномерный гул работающей
машины. Судно полным ходом шло к Сахалину, Видимо, тот матрос, который сказал,
что судно ночует на Кунашире, сам был не в курсе дела.
Я стал размышлять, как мне поступить? Обратно пути нет. Поеду уж на Сахалин,
раз так получилось, заодно и посмотрю, что делают из анфельции на заводе.
Тут я почувствовал, что голоден. Со вчерашнего дня во рту ничего не было. Выйти
на палубу и попросить поесть? Матросы засмеют. Я лег на тюки и стал смотреть
в иллюминатор. Час шел за часом, а берега так и не появлялись.
Наконец показался Сахалин. Мы направились к небольшому красивому городу, который,
как я узнал позднее, назывался Корсаковым. Корсаков расположился длинной лентой
вдоль берега. Над городом высоким уступом возвышался крутой склон. На его плоской
вершине темнели елки, ободранные ветрами.
В Корсакове меня, конечно, сразу же заметили. Оказывается, о моем исчезновении
знают все — и на судне, и на берегу. И все страшно обрадовались, что я нашелся.
Немного поругали, и на том дело кончилось.
Я решил искупить свою вину и стал помогать грузить тюки на грузовики. Эти тюки
с судна везли на завод. Что делают на заводе, я не знал. Поэтому я попросил
разрешения поехать на завод. Мне разрешили, я вскочил на машину, и мы понеслись.
Когда машину разгрузили, шофер побежал обедать в столовую, а я за ним. В столовой
я увидел большую группу школьников. Они обедали. Я тоже взял обед. Пока я ел,
успел узнать, как они сюда попали. Они приехали на экскурсию, чтобы осмотреть
завод. Вот удача. Не присоединиться ли к ним?
Я выждал, пока они кончили пировать, и вышел вслед за ними. Экскурсию повела
женщина в белом халате. Она собрала всех нас во дворе и, вытащив из сумочки
большую коробку мармелада, протянула мне:
— Пожалуйста, угощайся!
— Спасибо, — сказал я, — я не хочу.
— Бери, бери.
Я взял душистую конфету. Она так быстро растаяла во рту, что я не успел почувствовать
ее вкуса. Ребята тоже брали мармеладины и с удовольствием ели. Женщина обошла
всех ребят, и в коробке осталось еще две конфеты. Она протянула их мне.
— Бери еще. И скажи нам, пожалуйста, из чего делают мармелад?
— Из сахара, — сказал я. — Из чего же больше?
— Все согласны? — спросила она.
— Нет, — зашумели ребята, — из яблок! На коробке написано «яблочный».
Верно. Но ведь если взять яблоки и сахар, то получится яблочное варенье, джем,
компот. Все, что угодно, только не мармелад. Что же самое главное в мармеладе?
С чего он начинается?
Ни я, ни другие школьники этого сказать не могли. Тогда экскурсовод повела нас
в тот склад, куда мы только что сгрузили тюки анфельции. Она распахнула ворота
сарая, где помещался склад, и оттуда сразу же пахнуло морем.
— Вот с чего начинается мармелад. С сушеной морской водоросли анфельции! Наверное,
никто из вас не знает этой водоросли?
— Знаю, — вырвалось у меня,
— Откуда же ты знаешь?
— Так я же эту водоросль заготавливал и привез сюда.
— Ты?
Тут все узнали, что я не из группы школьников. Но меня не выгнали и не смеялись.
Наоборот, все смотрели на меня, точно я герой, мне даже стало неудобно.
После склада мы пошли по цехам.
Сначала мы вошли в цех, где анфельция проходила свое первое купание. Сухую водоросль
помещали в высокие, с двухэтажный дом, котлы, варили вместе с известкой. Получался
жиденький кисель. Его выливали в огромные ванны. И он застывал там очень похожим
на студень, который продают в магазинах.
Я задел боком, когда проходил мимо одной из ванн, и студень затрясся в ней,
но не вылился. Потом этот студень отмывают, очищают и, наконец, отправляют на
горячие барабаны, похожие по виду и по размерам на переднее колесо дорожного
катка.
Мы подошли к такому барабану. С него сползала бесконечная желтая лента высохшего
студня. Барабан медленно вращался, лента крошилась на куски, и они падали вниз,
в ящик.
— Агар, — сказала ведущая, — знаменитый агар, который ничем
нельзя заменить. Агар, без которого цивилизация невозможна.
Я взял в руки кусок еще неостывшего агара и смотрел на него в недоумении, еще
не представляя, почему цивилизация пострадает, если не будет агара. Правда,
агар дает мармелад, это я запомнил, но без мармелада можно жить, и цивилизация
без мармелада не пострадает.
— Пройдемте в наш музей, — пригласили нас, И мы вошли в комнату, заставленную
столь разными предметами, что трудно было понять, как эти предметы связаны с
агаром и агаровым заводом.
Тут лежали пачки фотобумаги, блестели на солнце лакированные туфли, висел на
гвозде настоящий парашют. Я успел заметить еще губную помаду, рулоны красивой
ткани, коробки с мармеладом и новенькие хрустящие бумажные деньги, выставленные
в раме под стеклом.
— Подумайте, что было бы, — заметила наша наставница, — если бы не существовало
водоросли анфельции и агарового завода. Не было бы всех этих очень нужных людям
вещей!
Выходя за ворота завода, я оглянулся на вывеску «Агаровый завод». Нет, не зря
я сюда приезжал. Я узнал очень многое о тех предметах, с которыми встречаюсь
каждый день. Кто мог подумать, что в них есть доля водорослей?
А в моем рюкзаке лежали два мешочка, которые мне подарили в лаборатории агарового
завода. В одном тот кусок агара, который я взял с барабана. В другом — белоснежные
пластиночки этого материала, которые используют в медицине. Они делаются из
обычного агара, который вывозят зимою далеко за город и расстилают под лучами
зимнего солнца. Солнце, снег и мороз так отбеливают его, что в нем не остается
ни одной капельки грязи, ни одного вредного микроба.
Вернулся я на судно уже к вечеру. Мы взяли курс обратно, на Кунашир, и на следующий
день показались его черные каменные берега. Первую остановку сделали в незнакомом
для меня месте.
— Горячий Пляж, — крикнул один из матросов. — Кто в бане мыться желает?
Берег и впрямь напоминал баню. Он весь был окутан паром. Пар шел из земли. А
на крупных валунах у воды сидело несколько человек в трусах. Они ничего не делали,
а только мочили ноги в воде. «Лечатся, — сказал мне один из матросов, — вода
тут целебная».
Как только причалили, матросы бросились купаться. Но они купались не в океане,
а в ямах на берегу. В этих ямах вода оказалась теплой, как чай. Я тоже было
влез в ванну, чтобы отмыть с себя дорожную грязь, как вдруг внимание мое привлекла
полоса отлива. Там, на каменистом мелководье, повинуясь движениям волн, колыхались...
морские змеи!
Фальшивая капуста
У меня даже дух захватило. Это вам не какая-нибудь анфельция
или сайра! Я мигом выскочил из ванны. Помыться можно и завтра. Еще бы. Вместо
Саргассова моря, в которое мы еще, бог знает, попадем ли, я могу познакомиться
с таинственными змеями сейчас, сию минуту!
Балансируя на скользких, облипших тиной валунах я поспешил к отливу. Вот, наконец,
добрался до желанных зарослей, вот передо мной извиваются в воде прибоя коричневые
ленты еще невиданных мной растений, как огромные плавники драконов.
А ну-ка познакомимся! Я протянул руку и ухватил одного дракона за хвост. Но
увы, меня ждало разочарование. Длина самого крупного змея-дракона, которого
я смог выудить на мелководье, не достигала и пяти метров. Правда, змеев было
много. От каждого корешка тянулся десяток, если не больше, упругих и скользких
в ладонь шириной ремней-змеев.
Я тогда еще не знал, что эти змеи совсем не те, которые мы должны были найти
в Саргассовом море. Потом мне рассказали, что это самая обычная морская капуста,
которую мы проходили в школе в пятом классе. В учебнике она была нарисована
так, что смахивала немного на капусту, а у этого сорта, который попался мне,
никакого сходства я не нашел. И на водоросль она мало походила, а больше всего
на широкий военный офицерский ремень коричневого цвета.
Я потянул за один такой ремень и выволок его на берег. Но не мог оторвать от
камня, к которому этот ремень прирос. Накрутив на руку ремень, я потянул сильней.
Ремень растягивался, как тугая резина, потом лопнул, и я свалился на мокрый
черный песок отлива.
«Сейчас я найду подлиннее», — думал я, обшаривая руками океанское дно. Но все
ремнеподобные змеи были четырехметровыми, точно их кто-то по мерке выращивал.
Где уж там двести метров!
Я сделал еще одну попытку добыть змея подлиннее и забрел в воду по самые уши.
Но тут в густых зарослях вдруг забулькало, и отвратительное холодное животное
схватило меня за руку и потянуло в пучину океана. «Осьминог!» — в ужасе подумал
я и хотел было крикнуть о помощи, но волны уже сомкнулись у меня над головой.
Салат из ульвы
К счастью, это оказался не осьминог. Под водой работал аквалангист.
Он и схватил меня за руку. Я хоть и испугался сначала, но еще больше обрадовался
потом. Я сразу подумал, не даст ли он мне акваланга побродить по дну моря. Вот
когда уж я разыщу длинного змея!
— Не знаю, как начальство разрешит, — мотнул головой мой новый знакомый, отряхиваясь
от налипшей травы, — пойдем к профессору.
Профессор сидел около палатки здесь же на берегу и тоже измерял морскую капусту.
— А ты кто и откуда? — спросил профессор.
Я признался во всем, рассказав по порядку, начиная от яхты и кончая заготовкой
анфельции.
— Ладно, — сказал профессор. — Я, пожалуй, возьму тебя. Но, если ты меня подведешь
и сбежишь от меня, как с того судна, которое ловило сайру, то я напишу твоим
родителям и в школу. Договорились?
Я чуть не подпрыгнул от радости. Но тут же вспомнил о своих документах, которые
остались в том поселке, где драли анфельцию.
— Это мы уладим, — успокоил меня новый начальник. — Я позвоню и попрошу оставить
тебя в нашей экспедиции.
Через час, когда меня осмотрел врач, я надел акваланг и погрузился в новый мир,
в подводный лес, где пробираться столь же трудно, как в чаще молодого ельника.
Работа у меня оказалась не тяжелая. Я должен был делать срезы водорослей со
дна через каждые пять метров. С каждой метровой площадки я аккуратно собирал
все водоросли и приносил профессору. Потом мы сушили эти водоросли и взвешивали.
Особенно мне нравилось собирать морской салат — ульву. Эта водоросль растет
на подводных лужайках, как настоящий салат — такие симпатичные светло-зеленые
грядки салата, совсем как на огороде.
Я всегда радовался, когда встречал веселый, светло-зеленый салат вместо мрачной
коричневой морской капусты. Но профессор больше радовался морской капусте.
— Что такое ульва? — говорил он мне, когда я расхваливал свой салат. — Ульва
— это закуска, а морская капуста — хлеб! А без хлеба, брат, не проживешь!
Я думал, что профессор шутит, но вскоре убедился, что он говорит серьезно. Ведь
изучал морскую капусту он не ради спортивного интереса.
Случилось так, что с Курил мы переехали во Владивосток, а оттуда на Сахалин.
Когда уезжали из Владивостока, то взяли с собой много хлеба. Я удивлялся: почему
взяли хлеб, а не сухари, ведь хлеб скоро зачерствеет. Но профессор засмеялся
и сказал, что здешний хлеб не черствеет.
Когда мы приехали в одну пустынную бухту на Сахалине и стали снова изучать подводные
заросли, я так увлекся работой, что и забыл об этом разговоре. Дней через пять
вспомнил. Не зачерствел ли хлеб? Нет, он был столь же свеж, как и пять дней
назад. Точно его вынули только что из печи.
Может быть, дело в климате? Климат на Дальнем Востоке влажный, а на Сахалине
в особенности. Нет, не только в климате дело. Оказалось, что при выпечке хлеба
в тесто добавляют немного морской капусты. И от этого хлеб становится нечерствеющим.
А, кроме того, вместе с морской капустой хлеб обогащается еще и йодом, который
необходим каждому человеку.
Этот нечерствеющий хлеб нас тогда здорово выручил, и хорошо, что не взяли сухари.
Сухари — они и есть сухари. И с хлебом их не сравнишь. Но все-таки морскую капусту
только добавляли в хлеб. Она же не заменяла хлеб!
— Ну, ну, не придирайся, — заворчал профессор, когда я ему об этом напомнил.
— Полностью, может быть, она хлеб не заменит, но ведь икру из морской капусты
ты ешь? Это уже настоящая полноценная пища. А если уж на то пошло, то я расскажу
тебе, как и что думают на этот счет японцы.
Хлеб на вулкане
— Было это, если мне не изменяет память, в 1915 году, — начал
свой рассказ профессор. — Я только что окончил университет. И послал меня тогда
ботаник Комаров, будущий академик, в Японию сделать описание зарослей бамбука.
В Японии меня встретил ботаник по фамилии Кавамура, и с ним вместе мы решили
взобраться на вулкан Асама-Яма, где росло много бамбука.
Вулкан мирно дремал. Погода стояла отличная. Сделав описание растительности,
мы решили выкопать почвенную яму, как это полагается при всяком описании. Кавамура
взял лопату и тут же всадил ее в землю. Она вошла в землю так мягко, точно это
не земля была, а пух. Когда же он вынул первую порцию земли, то мы с трудом
удержались от восклицаний. Под тонким слоем обычной почвы толщиною в пять сантиметров
лежала масса, напоминающая по виду... шоколадное масло!
Масса была столь аппетитна, что мы не удержались и попробовали на вкус. Она
и впрямь съедобна! Мы стали копать землю в других местах, и везде под тонким
плащом почвы лежала маслянистая масса толщиною в два фута. По-теперешнему это
полтора метра!
Спустившись с вулкана, мы поспешили сообщить о своем открытии местным жителям
в первом же селении. Жителей нисколько не удивило наше сообщение.
— Э, господин, — сказал один из крестьян, — это тенгу-номуги-месхи, «ячменный
хлеб». Нам посылает его добрый дух горных вершин Тенгу. Еще отцы и деды наши
ели этот хлеб и всегда были сильны и здоровы.
Кавамура предположил, что этот хлеб — скопление водорослей. Так оно и оказалось.
Ботаник Молиш, которому послали на анализ «ячменный хлеб», обнаружил, что он
состоит из слизистых нитей сине-зеленой водоросли глеокапсы.
Весь наш отряд с интересом слушал профессора. Я тоже слушал, но никак не мог понять, каким образом водоросли, которые живут в воде, оказались на суше, да еще на вулкане! Какие же они тогда водоросли?
Такыр — паркет пустыни
— Опять недоверие? — пробасил профессор, когда я выложил ему
свои сомнения, — эх ты, Фома неверующий! Ну подожди, я скоро дам тебе сухопутные
водоросли не только посмотреть, но и потрогать. А пока должен тебя огорчить:
студент, которого ты заменял, поправился. Так что передашь ему свой акваланг,
и твоя работа на этом кончается. Да я и сам уезжаю тоже.
Я уже привык к нашему Федору Федоровичу, так звали профессора, и мне жаль было
с ним расставаться. Да и работа на этот раз пришлась мне по душе.
Видя, что я расстроился, профессор похлопал меня по плечу и сказал, что если
мне так нравится работать с водорослями и изучать их, то он может взять меня
с собой в Среднюю Азию, куда сейчас направляется. В Средней Азии профессор консультирует
другой отряд ботаников, которые изучают водоросли рисовых полей.
Я был несказанно рад и тому, что остаюсь с «профом», и перемене обстановки.
Тем более, что в Средней Азии побывать было моей заветной мечтой.
И вот через несколько дней мы тряслись уже на «газике» по пустынной равнине.
Стояла середина августа, жара была такая, что казалось, мозги становятся жидкими,
как кисель. Воздух, пропитанный горечью полыни, обжигал легкие. Я все ждал,
когда же появятся рисовые поля. Где рис, там и вода, значит, можно будет хоть
искупаться.
Но рисовых полей все не появлялось, местность становилась все более унылой,
а растительность все более чахлой. Наконец она и вообще исчезла, и мы покатили
по гладкой, как асфальт, земле. Она напоминала даже, пожалуй, не асфальт, а
паркет, потому что потрескалась от жары на многоугольники разной формы.
«Только бы не испортился мотор, — подумал я, окидывая взглядом безжизненную
равнину, — а то сразу изжаришься на этой сковороде». И, как назло, «газик» остановился.
Профессор вышел первым и, пощупав руками землю, сказал: — Ну, что ж, здесь и
заночуем!
«Мы не изжаримся здесь?», — хотел было возразить я, но вовремя сдержался и только
спросил о том, когда же мы приедем на рисовые поля.
— Успеем, — неопределенно махнул рукой Федор Федорович, — нам и здесь работы
хватит. А там мой отряд работает, на полях. К тому же, — добавил он, обернувшись
в мою сторону, — помнится мне, ты сам просил привезти тебя сюда.
— Я просил?
— Конечно, просил. Если бы не ты, мы сюда бы и не поехали.
Вечно он подшучивает, этот Федор Федорович. Но чем же мы будем заниматься? Уж
жариться, так знать, за что. А разве тут найдутся водоросли, которые изучает
мой шеф, если даже трава не растет. Если даже почва не выдерживает страшной
сухости и растрескивается на куски?
— Найдутся, — сказал профессор, — водоросли
везде живут. Это же самые живучие растения на Земле.
— Но где же они? — почти закричал я, подумав, что он снова меня разыгрывает.
— Где ваши водоросли? Где хоть одна травинка?
— Вот мои водоросли, — он нагнулся и поднял с земли черную корочку. — Взгляни
— и убедись. За этим мы и приехали.
Как я ни напрягал свое воображение, я никак не мог представить, что эта сухая
корка — водоросль. То ли дело те роскошные газоны морской капусты, которые колыхались
вокруг меня в глубинах Тихого океана. А это что? Сухарик!
— Да, сухарик, в который превратилась обычная сочная водоросль. Но мы можем
вдохнуть жизнь в этот сухарик, и он станет тем, чем был.
Федор Федорович велел мне принести из машины микроскоп, а сам бросил «сухарик»
в банку с водой. Когда я взглянул на «сухарик» под микроскопом, то увидел не
черные куски, а сине-зеленые нити, которые перекрещивались друг с другом. Сомневаться
больше не приходилось.
— Но как вырастают водоросли в этой жаре и сухости? Где они добывают воду?
— А ты подумай, почему потрескалась земля и все поймешь, — посоветовал шеф.
Я стал думать и вдруг вспомнил, что где-то видел такую потрескавшуюся землю.
Где? Ну, конечно, на берегу Енисея, куда в детстве мы ходили купаться. Илистая
земля на берегу, когда высыхала, тоже трескалась. Значит, весь этот «паркет
пустыни» не всегда был сухим. Значит, здесь бывает много воды, а потом она высыхает.
Вода бывает весной, когда идут дожди и не так жарко.
И тогда водоросли просыпаются и начинают расти, и черные корочки превращаются
в сине-зеленые нити, в те, что я видел под микроскопом. А когда вода испарится,
водоросли снова превращаются в «сухарики» до следующей весны.
— Правдоподобно, — похвалил меня шеф, — а теперь на работу. Займемся сбором
гербария и посмотрим, не найдется ли среди этих «сухарей» интересной водоросли
для разведения на рисовых полях?
Так вот зачем мы приехали на эту сковороду! Мы ищем тут местные разновидности
водорослей, которые могли бы прижиться на рисовых полях. Но зачем?
— Водоросли для риса — лучшее удобрение, — пояснил Федор Федорович. — Не читал
про азоллу?
— Про какую азоллу?
— Растение есть такое. Связано и с водорослями и с рисом. Читай больше о водорослях
и обязательно наткнешься на азоллу. И тогда тебе все станет ясным.
Позже я действительно узнал про таинственную азоллу, но при других обстоятельствах.
Тогда же, собрав всю свою силу воли, я вынырнул из-под тени «газика». Солнце
сейчас же обрушило на меня всю мощь своих калорий. Но я сжал зубы и соскребал,
соскребал темные корочки с бесплодной земли такыра. И думал с тоской о том,
как хорошо сейчас Вовику, который, наверное, плывет домой через Байкал на мощном
теплоходе, лежит себе в прохладе на палубе, завернувшись в спальный мешок и
слушает самые, что ни на есть, новые музыкальные записи через судовой репродуктор.
Морской змей .............................................................3
Спасительный носток ..............................................8
Губная помада ...........................................................10
За бортом ....................................................................13
Степа добывает анфельцию ..................................15
Откуда начинается мармелад ................................20
Фальшивая капуста .................................................25
Салат из ульвы .........................................................27
Хлеб на вулкане .......................................................30
Такыр — паркет пустыни ......................................32
По уши в грязи ............................................................36
Морские камушки .......................................................39
Залив Морковного Сока ............................................42
Бумажные берега ........................................................46
Позолоченные скалы .................................................48
Запах свежих огурцов ................................................51
Кровь на снегу ............................................................56
Гора муки ....................................................................58
Дворники без дворов .................................................62
Мелозирный год ........................................................65
Даровые дрова ...........................................................67
Тина — золотина .......................................................71
Четыре яблока ............................................................74
Хлорелла — зеленый шарик .....................................77
Неоновый бык ............................................................79
Огненный след ...........................................................83
Носток, который спал сто лет ...................................85
Торт из хлореллы .......................................................88
Осциллятория занимается гимнастикой .................90
Черные приборы .......................................................93
«Антарктида» в кармане ...........................................95
О воде мокрой и вязкой ...........................................100
«Сарачевка» ..............................................................104
Черные «ихтиозавры» и потухшие терриконы ......111
Засекреченная азолла ...............................................115
Десять шагов в пещере .............................................119
Забытая колба ...........................................................124
Обойдемся без яхты .................................................127
Зловещая пленка ......................................................132
Аквариум — это почти океан .................................133
Последний экзамен ..................................................138